Тест Люшера. Выбери свой любимый PR-цвет
Psycho.ru
Автор статьи:Борис Базыма
Современную цветовую психодиагностику обычно критикуют за отсутствие удовлетворительных научных теорий, и одновременно за то, что предлагаемые интерпретации, напоминают «астрологическо-кофейное» мировосприятие. Прежде всего, это касается, безусловно, наиболее популярной на сегодняшний день методики — цветового теста Макса Люшера. Наиболее последовательные критики, отвергают и само право на существование цветовой психодиагностики.
Принимая, в целом, подобную критику, следует обратить внимание на тот факт, что отмеченные «больные места» цветовой психодиагностики, представляют собой исторически сложившееся объективное противоречие между наследством традиций цветовой символики, ее современным этапом развития и существующими в настоящее время цветовыми тестами.
Цветовые методики психодиагностики родились из «недр» цветовой символики и покуда полностью от нее не отпочковались. Для них закономерной теорией и методологией являются традиции и схемы цветового символизма. Да, «теория» архаическая, но коль скоро она «породила» цветовую психодиагностику, следовательно, в ней есть нечто «стоящее». Следовало бы выплавить из руды цветового символизма чистый металл собственно научной теории цветовой психодиагностики.
Мы выделяем три основных этапа развития цветового символизма. Но прежде, чем дать их характеристику, следовало бы ответить на вопрос, правомочно ли вообще говорить о развитии цветовой символики. Известно, что «принятым по умолчанию» доказательством того, что нечто развивается, есть сравнение разнесенных во времени образцов одного и того же объекта исследования. В случае цветового символа речь должна идти о сравнении его содержания в различные исторические эпохи.
Содержание цветового символа определенным образом меняется в зависимости от историческо-культурного контекста. Приведем пример, используя данные, полученные в исследованиях Виктора Тернера. Общим для первобытных народов древности и современности (например, «Ндембу»), а также ряда древних культур, в частности, древнеиндийской, В. Тернер полагает особенно высокую степень сакральности цветового символа. Цвет для них выражает мировые силы и начала «высшего» уровня (цвета «гун» в древнеиндийской философии). Цвет как бы и есть сама высшая сила или божество, которая, визуально, являла себя людям. Использование цвета в магических ритуалах и обрядах воспроизводило различные перипетии божественного бытия и отношения между высшей силой и смертными. Просто так, случайно или исходя из эстетических соображений цвет, не применялся. Естественно, что только посвященные знали священную тайну цвета, а остальные соблюдали ритуал. При этом, безусловно, считалось, что «носитель» священного цвета получал от него определенную силу, значимость, а то и сам становился земным воплощением силы.
Ндембу
Отголоски такого отношения к цвету достаточно распространены и сегодня, и не вызывают, практически, никакого отторжения. Надевая на новорожденных ленточки определенного цвета, мы отличаемся от древних людей лишь тем, что собственно не знаем, зачем это делаем. Знаем, что «так принято». Легко приняли и новый старый обычай надевать одежду определенного цвета, встречая новый год, продолжаем шарахаться от черных кошек, подбираем соответствующие нам по цвету камни и т.д. и т.п.
Но вместе с тем, наша эпоха «изобрела» много такого, что не могло и присниться древним мудрецам. Что мы подразумеваем, говоря «красные», «белые», «зеленые», «голубые» и т.д.? Что они — земное лицо высших сил? Речь здесь тоже идет об идеях (вот почему в данных примерах цвет не является знаком, но символом), но идеях «частных», «низких», не вызывающих священного трепета.
Тест Люшера. Выбери свой любимый PR-цвет
Формально получается, что развитие цветовой символики есть ее регресс, обеднение, стирание первоначальных архетипических смыслов и замещение сиюминутным, преходящим, «земным». Очень много эклектичного, взаимоисключающего, «субъективного».
Но, как часто это бывает, упадок одного, есть обратная сторона прогресса другого. Такой обратной стороной, по нашему мнению, есть цветовая психодиагностика, развитие которой происходит в форме прогресса. Цветовой символизм должен потерять в определенной степени власть над умами людей, чтобы могла возникнуть цветовая психодиагностика. Но поскольку эта власть еще достаточно сильна, цветовая психодиагностика продолжает оставаться своеобразным практическим придатком символики.
В основу своей классификации этапов развития цветового символизма мы как раз и кладем степень сакральности, выражаемого посредством цвета содержания. В результате этого, возможна следующая классификация:
Цвет как символ главных мировых сил и начал. Датируется нами от начала использования цвета как символа и до «Античности», которая рассматривается как «переходное время» ко второму этапу.
Цвет как символ отдельных качеств высших сил, стихий, явлений. Цвет перестает полностью отождествляться с определенной силой или стихией. Ему отдается роль визуальной формы определенных качеств той или иной силы, которая, несомненно, больше, чем формы, в которых она себя проявляет (своеобразное цветовое иконоборчество). Переход к этому этапу разрешает те многочисленные противоречия, которые неизбежно возникают при однозначном отождествлении цвета и высшей силы. Датируется нами от «Античности» и до эпохи «Возрождения», которая, в свою очередь, также является временем перехода.
Цвет становится символом социально-политических структур и самого человека, включая его отдельные свойства и качества. Уже уместно говорить о «цвете нации» (см. «Учение о цвете» Й. Гете), соотносить цвет с возрастом и полом человека, его темпераментом и т.д. Основания для таких «ассоциаций» у различных авторов разные и нередко основываются на древних схемах символики, но главное уже случилось — цвет стал «вровень» с человеком (или так возвысил себя человек). Именно на этом этапе возникает цветовая психодиагностика как набор определенных принципов интерпретации отношения цвет — психика, которые в своем большинстве сохраняются и сейчас (см., например, теоретическую основу теста М. Люшера). Датируется нами от «Возрождения» до настоящего времени.
Что же то существенное в цветовой символике, благодаря чему на свет появилась цветовая психодиагностика и что, по нашему выражению, должно быть выплавлено, чтобы стать, по крайней мере, одной из составляющих научно теории цветовой психодиагностики? Мы считаем, что это принцип или «теория» соответствия.
Принцип соответствия — своеобразная аксиома нашего разума, которая нередко играет с нами злую шутку. «Безусловная» вера в то, что чему-то должно жестко соответствовать нечто другое, разоблачена, как «стереотип незрелого мышления» (см. эксперименты Ж. Пиаже). Его уравновешивает также свойственный нам релятивизм и личный опыт, позволяющий не поддаваться давлению очевидности и дифференцировать форму и содержание. Но коль скоро нам присущ подобный стереотип и мы «наивно» считаем, что большое — тяжелое, красное — горячее, а за добрые дела нам воздастся добром, стоит задуматься, действительно ли за этим ничего не стоит, кроме закономерных огрехов эмпирического познания?
В цветовой символике многое, если не все, базируется на указанном принципе. Цвета соответствуют стихиям, сторонам света, добродетелям и порокам, нотам, буквам и т.д. и т.п. Быстро выясняется, что собственного значения у цвета как бы и нет, а то, что мы обычно им называем, есть перечень соответствующих этому цвету объектов. Причем, это соответствие бывает как умозрительное, так и наглядно-чувственное. Очевидно, что здесь потенциально открывается широкая дорога произволу в приписывании цвету тех или иных значений, что тем самым дозволяет огульную критику по адресу как цветовой символики так и психодиагностики.
У самых различных культур, разнесенных во времени и пространстве, обнаруживаются принципиально схожие символические значения цветов. Особенно это касается, как на то указывают многие авторы, знаменитой «цветовой триады» — белого, красного и черного.
Каково возможное объяснение подобного факта? В частности, стоит упомянуть на сей счет точку зрения В. Тернера, согласно которой схожесть символических значений проистекает из единства человеческой природы.
Три «основных» цвета — не просто различия в зрительном восприятии различных частей спектра, а сокращенное или концентрированное обозначение больших областей его психобиологического опыта, затрагивающее как разум, так и все органы чувств, и связанное с первичными групповыми отношениями. Поскольку этот опыт имеет своим источником саму природу человека, он является всеобщим для всех людей как представителей человеческого рода. Поэтому символический смысл цветовой триады является принципиально схожим в самых различных культурах.
Пройти тестирование KPMI от KeyHabits
На наш взгляд, приведенное умозаключение В. Тернера лишь частично объясняет принципиальное сходство символических значений цвета в различных культурах. В нем явно содержится указание на то, что своим происхождением символические значения цветов обязаны объектам, которым они природно принадлежат. Например, значение силы у красного выводится из того, что это цвет крови. Этот вывод делается гораздо позднее Гете, Ван Гога и В. Кандинского, для которых «цвета сами по себе что-то выражают». Тернер остается в плену у «предметной точки зрения» на природу цветовых значений, и, как ни крути, а соответствие в этом случае носит лишь внешний характер, что опять таки ставит под сомнение «право на жизнь» у цветовой психодиагностики.
Василий Кандинский, Композиция №8, 1923
Положение цвета, как «заемщика» не устраивало уже упомянутых Й. Гете и В. Кандинского, что, вероятно, и побудило их рассматривать цвета, как имеющие самостоятельные, не сводимые к влиянию объекта значения. Подобное возможно, лишь при рассмотрении цвета в качестве «деятеля», самостоятельной объекта или силы, оказывающей воздействие на человека. Тогда цветовое значение ни что иное, как отражение в сознании человека совокупности непосредственных влияний цвета на него. Синему цвету соответствует ощущение «холодного» не потому, что это цвет льда или воды, а потому, что электромагнитная волна определенной длины, идентифицируемая в нашем восприятии как синий цвет, оказывает такое влияние на нашу нервную систему и организм в целом, которое интерпретируется нами в форме ощущения «холода». Получается обратная последовательность. Мы прибегаем к предметным ассоциациям, чтобы объективизировать и сделать явными для себя и других свои ощущения и переживания, прояснить их, пользуясь доступными нам культурно-знаковыми средствами. Предметное соответствие имеет вторичный характер, мы «открываем» себя для самих себя посредством материализующего нашу субъективность объекта.
В этом случае ключевым вопросом становится поиск того «внутреннего соответствия», которое только и позволяет нам это делать. Здесь уместно вспомнить еще об одной старой мудрости — «подобное познается подобным».
Почему цвет «способен» выражать нашу субъективность, соответствовать ей, как будто он и есть сама наша душа? Не потому ли, что мы так «устроены», как и сам свет и цвет (старая метафора о светоносной природе души человека)? Говоря не таким поэтическим языком, речь идет о проблеме внешней валидности цветовой психодиагностики.
Наш вариант ответа базируется на подходе к природе психического. Он позволяет рассматривать цвет как уникальное средство субъект — субъектного взаимодействия, объект, опосредующий данное взаимодействие, которое мы и признаем «начальной клеточкой» психики. Объект, опосредующий субъект — субъектное взаимодействие, необходимым образом входит в состав структуры субъекта психики, который возникает в результате взаимодействия жизненных субъектов. Это происходит потому, что объект выполняет функцию носителя информации, а информационный обмен и составляет сущность субъект — субъектного взаимодействия. Структура объекта материальна, но поскольку в нем «опредмечено» идеальное, возникает вопрос о «природном коде». До создания человеком «искусственной природы», информационный обмен между субъектами возможен лишь на основе использования естественного, природного кода. Очевидно, что таким кодом может быть лишь собственная структура объекта.
Кодирование и раскодирование информации в подобном случае означает определенное изменение конфигурации элементов структуры объекта. Чтобы «понять» другого, субъект должен «синхронизироваться» с объектом, а тем самым и с другим субъектом, с которым он взаимодействует.
Это означает, что конфигурация элементов структуры субъекта должна соответствовать конфигурации элементов структуры объекта. Что, в свою очередь, и объясняет «внутреннее» соответствие между цветами и нашими психическими свойствами, состояниями и т.д.
Дабы избежать возможного недоразумения, следует пояснить, что субъект психики не заключен в пределах биологического организма (субъект жизни). Его границы простираются далеко за пределы нашей телесности. Где находится наша душа, когда мы мечтаем, и творим? Ее затворничество в «клетке» тела причина и одновременно результат тяжелого психического страдания.
Разумеется, что вышесказанное не претендует на роль «абсолютной истины», а согласно со званием гипотезы. Мы заняты экспериментальной проверкой данной гипотезы. Первые результаты уже получены и с ними можно ознакомиться в наших опубликованных работах.
Уильям Тернер, Рассвет, 1845
