Сегодня слова о российском "среднем классе" мелькают очень часто. При этом говорящие о нем делятся в целом на два больших лагеря. Первые сетуют на то, что "средний класс" все никак не появится, и усматривают в этом трагедию реформенной России. Вторые утверждают, что "средний класс" уже сформировался, но мы просто не определили пока его границ и "штатного состава". Все сходятся в одном: "средний класс" — это принципиально важно.
Ему начинают приписывать если и не сверхъестественные способности, то уж по крайней мере заведомо противоположные черты. Средний класс выступает и как проводник "подлинных" реформ, и как их прямое наследие, результат. Он выступает как мощный двигатель преобразований и в то же время как гарант стабильности, устойчивости в обществе. Это сила, которую следует всячески активизировать, и одновременно широкая платформа, на которую можно опереться1. Причем, нередко об этом говорят одни и те же люди — просто, через запятую. Возникает образ социальных слоев, которые смогут буквально все и сразу: налоги заплатят по высшей мере и одновременно поднимут эффективный спрос на потребительских рынках, разовьют собственный малый бизнес и обеспечат прилив желанных инвестиций. А вдобавок, и проголосуют за нужные политические фигуры.
Что же скрывается за красивой вывеской "Добро пожаловать в средний класс!", кто принадлежит к среднему классу (или надеется принадлежать)? Если речь идет о чисто экономическом толковании — например, о слоях со средней величиной доходов или средним уровнем материальной обеспеченности, — то вопрос о среднем классе превращается в счетно-статистическую проблему и на "высокую идею" это никак не тянет. К тому же проблема о возникновении среднего класса в данном случае "решается" сама собой: полюсов без середины в подобных распределениях никогда не бывает. Или, скажем, средний класс — это группы, которые по жизненным стандартам достигли уровня наиболее массовых групп современных западных обществ? Вероятно, и это имеется в виду. Но претензия явно более велика. Да и о "середине" ли вообще идет речь? Мы говорим "средний", а подразумеваем нечто большее. В рассуждениях слышится намек на удачное решение некой крупной проблемы, затрагивающей экономику, политику и социальную сферу. Однако в чем суть этой проблемы?
Поскольку понятие "среднего класса" пришло к нам из западной стратификационной теории, посмотрим на дело с социологической точки зрения. И здесь мы сталкиваемся с двумя "банальными истинами". Первая: наличие и масштабы среднего класса в стране в сильнейшей степени зависят от выбора стратификационного критерия. И вторая: подобных критериев довольно много. Самое обидное, что их применение дает очень разные картины. Одно дело, если мы возьмем группы с "джентльменским" имущественным набором (хорошая квартира или дом, машина, вся необходимая бытовая техника, наличие сбережений и пр.). Другое дело, если станем спрашивать, кто относит себя к "среднему классу". Третье, если подойдем к делу с социально-профессиональной точки зрения. В любом случае мы должны быть готовы к тому, что наш средний класс окажется весьма неоднороден и будет включать группы с очень несхожим социальным профилем. Не случайно в большинстве западных стратификационных моделей, как правило, оказывается более одного "среднего класса". Мы встречаем здесь "верхний" и "нижний" средние классы, "старый" средний класс в лице малых предпринимателей и "новый" средний класс в лице профессиональных групп с высшим образованием. Наряду с ними, активно используется понятие "обслуживающего" класса (service class), в который включается значительная часть чиновников и социальных работников.
Словом, когда начинаются разговоры о "среднем классе", каждый раз хочется спросить, о чем собственно идет речь. Почему люди со средней величиной доходов или средним уровнем жизни должны вести себя неким сходным образом? Или почему в бумаге о среднем классе, которую зачитал российский президент, говорилось только о малых предпринимателях? Как будто не существует огромной, разношерстной армии специалистов с высшим образованием, также претендующей на это "святое место". Подобные вопросы можно задавать бесконечно.
Но главное состоит в ином. Мы вправе утверждать, что среднего класса как единого целого попросту не существует — ни с точки зрения сходства социально-экономических позиций (профессии или стиля жизни), ни с точки зрения общего мировоззрения, ни с точки зрения единообразного поведения (например, голосования за определенный политический блок). Вдобавок, все эти точки зрения уводят нас в разные стороны. Отдельные параметры средних слоев, конечно, могут и должны пересекаться, но надежды на получение единой стройной картины в принципе нет. По крайней мере, еще никому не удавалось обосновать ее в достаточной мере — эмпирически, с цифрами в руках. По всем социологическим параметрам "средний класс" выпрыгивает из одной универсальной схемы и со строго стратификационных позиций, к сожалению, оказывается фикцией, сверхклассовой конструкцией. Поэтому переводить дело в чисто инструментальную и счетную плоскости — значит, сильно опережать события. А надеяться, что все показатели благополучно сойдутся, — значит, хотеть невозможного.
Что же позволяет нам говорить именно о "среднем классе" в целом. Единство возникает, когда мы переходим в поле идеологии, где пытаемся выстроить системное понимание происходящего, исходя из некоторых ценностных представлений о том, что мы хотели бы видеть (не важно, осознаем мы идеологический характер наших представлений или не осознаем). Проще говоря, средний класс — это новый (для нас) социальный миф. Подчеркнем, что в этом слове вовсе не содержится ничего оскорбительного. Миф — это не заведомая ложь. Это даже не сказка. Миф представляет собою схему, которая объясняет нам происходящее (вкупе с прошлым и будущим). Но особенность ее такова: эта схема вырвана из другого контекста — перенесена из нашего собственного прошлого или позаимствована из какой-нибудь западной теории. Предлагаемые ею объяснения активно используются, но первоначальный смысл самой схемы остается для нас нераскрытым.
То, что "средний класс" — категория идеологическая, подтверждается несколькими обстоятельствами. Во-первых, вопреки своему названию, это не просто социальная группа, занимающая серединные позиции в профессиональной, статусной или имущественной иерархии. Как правило, в России под "средним классом" подразумевают верхний срез массовых групп населения, которые преуспевают по отношению к основной массе населения, но при этом явно не дотягивают до узкого слоя элиты. "Средний класс" — это фронтир массовых слоев населения. По существу, речь идет о "высшей средней" группе (upper middle).
Во-вторых, "средний класс" не является чисто позиционной характеристикой — набором мест в сложившейся структуре общества. Это в сильной степени динамическая характеристика. Она указывает ориентиры, в направлении которых будут двигаться дееспособные в экономическом и социальном отношении группы в некоем обозримом будущем. При этом речь идет не о социальном прогнозе в чистом виде. Данная динамическая характеристика содержит сильный элемент долженствования. "Средний класс" обозначает то, чем должна стать основная масса активного населения.
В-третьих, категория "среднего класса" очень сильно нагружена в ценностном отношении. Этому классу приписываются чуть ли не все позитивные черты в части его экономических, политических и социальных установок. Средний класс, таким образом, представляет идеализированный образ будущих членов общества, как их хотелось бы видеть с определенных ценностных позиций.
Наконец, в-четвертых, в части описания уровня и стиля жизни людей "средний класс" — это явно заимствованный образ. Принадлежать к среднему классу — значит, не просто жить хорошо по российским меркам, это означает, жить так, как живут на Западе, иметь то, чем обладает полноправный гражданин продвинутой западной страны.
Все эти элементы долженствования, идеализации в описании установок населения и заимствования образов из чужих социальных сред в описании жизненных стандартов определяют "средний класс" как весьма сложную мифологему, связанную с перенесением на российскую реальность внешних ценностно нагруженных образов своего потенциального будущего, определяемого через подсмотренное чужое настоящее.
Что это за миф, как он возник и почему он становится популярным в России именно сейчас, хотя попытки сказать что-то о среднем классе на протяжении последних 5–6 лет делались постоянно? Для этого совершим очень короткий экскурс в область эволюции крупных западных концепций "среднего класса".
Концепция "среднего класса" набрала силу в идейном противостоянии с ортодоксальным марксизмом, который еще с конца XIX столетия пытался продвинуть миф о неизбежной поляризации капиталистического общества и размывании средних слоев. Вскоре по этому принципиально важному идейному пункту марксизм был повержен, несмотря на то, что отдельные попытки говорить о поляризации производятся "левыми" и по сей день. Их теории о "пролетаризации" населения, включая массы "белых воротничков", породили массу дискуссий. И все же пришлось признать, что прогрессирующей поляризации на богатых и бедных, имущих и обездоленных, по крайней мере в развитых западных странах, не наблюдалось и не наблюдается.
Подвинув идею поляризации, сама идея "среднего класса оказалась впоследствии выхолощена в другом мифе. На этот раз речь идет о мифе либерального толка, рожденном, разумеется, уже не в Европе, а в заокеанских Соединенных Штатах, — о превращении развитого буржуазного общества в так называемое "общество среднего класса". Возник антиклассовый вариант классовой теории. В подобном обществе происходит не просто качественное повышение материального уровня жизни рабочего класса и других нижних слоев, которые вкушают спелые плоды цивилизации и приобщаются к очевидным достижениям массового производства. Нижние слои, помимо этого, проникаются системой "буржуазных" ценностей, на которых строится широкий общественный консенсус, и вливаются, таким образом, в ряды "среднего класса".
Понятно, что если такой "класс" грозит вобрать в себя все основные социальные слои, то проблема среднего класса снимается, он становится абсолютно безразмерным. Так, "светлый" миф об обществе среднего класса приходит на смену "темному" мифу о поляризации. Новый миф успешно отработал свое, однако уже к концу 50-х годов он начал давать серьезные трещины. Произошло "новое обнаружение бедности", или открытие "второй нации", которая живет в замыкающемся мире "альтернативных" субкультур и никак не вписывается в счастливую картину общего благосостояния и нормативного единства. Открытие бедности, застойной безработицы, этнических анклавов прочертило важную социальную границу и заставило обратить внимание на тех, кто всеми силами пытается удержаться и не скатиться вниз, а если повезет, продвинуться в далекие элитные слои. Вновь возникла содержательная проблема среднего класса.